Качество государственного управления лесами должно основываться на показателях, действительно отражающих его эффективность.
В 2003–2006 гг., когда готовился проект Лесного кодекса, его текст и даже концепция постоянно менялись. Кодекс вступил в действие с января 2007 г. и должен был способствовать увеличению экономического значения лесного сектора экономики России, повышению его конкурентоспособности. Однако, как показала практика его применения, в основу кодекса были заложены принципиальные системные ошибки и неверные положения.
В частности, широко и постоянно озвучивалось, что расчетная лесосека осваивается всего на 20–30%, и, соответственно, подразумевалось, что заготовка леса может теоретически быть увеличена в 3–4 раза. При этом не учитывалось, что понятие расчетной лесосеки фактически не имеет экономического смысла. При 25–30% использования расчетной лесосеки в 1966–1999 гг. в среднем по стране произошло сокращение на 10% доли наиболее экономически ценных лесов – хвойных – результате их переруба. Это означало серьезное уменьшение экономической ценности лесных ресурсов в давно освоенных регионах европейской части страны.
Непонимание основ устойчивого управления лесами в современных условиях, направлений совершенствования государственного лесоуправления привело как к «метаниям» составителей и лоббистов Лесного кодекса, так и к росту числа и площади лесных пожаров, увеличению размаха и масштабов нелегальных рубок в результате введения кодекса.
Можно, конечно, радоваться увеличению примерно в 1,5 раза стоимости экспорта продукции отечественного лесного сектора, но только если не замечать того, что за это время аналогичный показатель китайского экспорта вырос примерно в 4–4,5 раза. То есть фактически на каждый рубль увеличения стоимости российского экспорта экономика Китая получала еще 2–2,5 рубля прибыли «сверху».
Это свидетельствует в первую очередь о грубом заблуждении лоббистов Лесного кодекса. Оно заключается в том, что снятие экологических и социальных ограниченийи требований может компенсировать коррупцию и непрозрачность в государственном управлении лесами. Наоборот, снятие экологических и социальных ограничений, уничтожение государственной лесной охраны и рост нелегальных рубок привели к появлению все новых и новых нетарифных барьеров перед экспортом продукции российского лесного сектора вследствие несоответствия ее новым требованиям международного законодательства, ограждающим крупнейшие и наиболее выгодные рынки сбыта от древесины нелегального и сомнительного происхождения – это и измененный «Закон Лейси» в США, и недавнее решение Совета министров Европейского союза о запрете импорта и использования незаконной древесины.
О том, что это произойдет, мы неоднократно предупреждали – нечестных конкурентов и жуликов никто не любит, тем более на экологически чувствительных рынках развитых стран. В этой связи следует отметить, что экспортеры Китая, поставляющие продукцию переработки российского леса в США и в Европу, сейчас демонстрируют качественно более высокую степень понимания современных рыночных реалий – подтверждают легальность ее происхождения, в частности, путем наличия сертификатов устойчивости лесоуправления по системе FSC. Их российские поставщики чувствуют себя конкурентоспособными не только на рынках Китая, но и Японии, Южной Кореи и других стран, а продавцы ворованного леса вынуждены демпинговать и привязаны к наименее платежеспособному спросу внутренних рынков наименее развитых районов Китая.
Система перечисления субвенций федерального бюджета субъектам Российской Федерации фактически не учитывает реальных показателей качества управления лесами и во многом непрозрачна – показатели для начисления субвенций уже несколько месяцев как исчезли с сайта Рослесхоза. Кроме того, они, по нашему мнению, недостаточно отражают собственно задачи и качество управления лесами.
А что должны отражать показатели для начисления субвенций? По нашему мнению, речь должна идти о показателях/результатах, индикаторах состояния управления, а не объемов потраченных средств и иных усилий, включая площади арендованных лесов, фактически навязанных арендаторам в «нагрузку» к экономически ценным лесным территориям.
Учитываться должны, например:
• доходы региональных и местных бюджетов от любой легальной формы использования лесов (если платят за использование лесов в рекреационных и/или природоохранных целях – то зачем рубить?) и динамика числа рабочих мест, занятых в лесном секторе региона;
• динамика числа и площади лесных пожаров вне особо охраняемых природных территорий (на последних это часть естественной природной динамики, и если они не угрожают населенным пунктам и промышленным лесам, то с ними не обязательно бороться);
• показатели конкурентности рынка лесной аренды (число участников лесных аукционов, количество «шагов» во время торгов, среднее превышение результатов аукционов, по сравнению со стартовой ценой);
• доля арендованных лесов, сертифицированных на устойчивость лесоуправления по международно признанным системам добровольной сертификации.
Число таких показателей может быть весьма ограниченным, их сбор и анализ существенно отличаются от «нормального» бюрократического процесса. Зато такая оценка будет осмысленной и действительно будет характеризовать качество и эффективность государственного управления лесами.
Прообраз такого подхода реализован в готовящемся к публикации первом независимом рейтинге государственного управления лесами, подготовленном в рамках проекта WWF России, совместно с экспертами из системы Рослесхоза, лесного бизнеса и неправительственных организаций и в партнерстве с Национальным рейтинговым агентством. Благодаря поддержке Рослесхоза, материалы для составления рейтинга были получены от органов исполнительной власти 76-ти из 81-го субъекта Российской Федерации, которым были направлены запросы.

Данный показатель говорит о том, что вопрос эффективности и объективности оценки качества государственного управления лесами «назрел». Однако изменение подхода неизбежно потребует перераспределения доходов от лесопользования со стороны федерации к ее субъектам и существенного изменения работы Рослесхоза в сторону увеличения «прозрачности» его деятельности.
Комментарии