Для развития лесной промышленности необходима частная собственность на лес

В России сейчас сложилась ситуация, когда рядом с населенными пунктами и федеральными трассами находится наименее ценный лес. Если бы в Швеции генеральный директор или лесник крупной компании так работал, уже в 30-е гг. его бы уволили. Без перспектив, без прироста и без порядка ресурсами обычно не управляют. Например, зачем строить дороги с федеральной поддержкой в 300–400 км от заводов, если мы не можем ухаживать за лесом, который в 20 м от асфальтированной федеральной трассы?

Мы понимаем, что много леса было вырублено, в частности, на Северо-Западе России вблизи городов после Второй мировой войны, когда шло строительство жилья. Но история показывает, что если продолжать небрежно относиться к лесу, то скоро такая ситуация, как на Северо-Западе, будет во всей стране. В доступных местах сосны осталось очень мало, часто меньше 150 м3 на га. Если в Швеции человек рубит лес, средний состав которого – 300 м3 на га, то соседи говорят, что у него проблемы с финансами: он рубит неспелый лес. Лесные культуры не создаются одними документами. Подпись поставить можно, но в лесу от этого ничего не изменится.

Другой вопрос, который стал актуальным в уходящем году – почему лес горит? Потому что нет хозяина, и нет дорог. А дорог нет, потому что нет уверенности в реальных долгосрочных перспективах. Лесоустройство плохое, либо не ведется вовсе, у многих участков даже нет арендаторов.

В 2011–2012 гг. мы запланировали инвестиции объемом 1,5–2 млрд руб. Это необходимо, чтобы увеличивать производство, создавать рабочие места. Я уверен, что на северо-западе страны можно легко в 6 раз увеличить долю лесного комплекса в ВВП и создать десятки тысяч новых рабочих мест. Но это возможно, только если будут созданы правовые условия, которые дадут возможность заниматься самым главным – уходом за лесами. Для строительства дорог не нужны какие-то государственные субсидии, хотя это было бы приятно, но проблема не в этом.

Самой большой субсидией будет создание условий, похожих на те, которые уже есть в Южной Америке, в Азии и некоторых африканских странах. Там уже горячий инвестиционный климат. Скандинавы в Уругвае давно выращивают леса и могут обеспечивать сырьем новые крупные ЦБК, находящиеся в 60–80 км от леса и выпускающие до миллиона тонн целлюлозы в год. Сейчас для развития лесной отрасли в России надо расширить существующие дороги. Как выглядит обычная лесная дорога в России: нет дорожного профиля, нет вывода воды.

Это миф, что дорого расширить, оканавить и соединить дорогу с существующей дорожной сетью. Конечно, каждый километр дороги стоит денег, но учитывая, что скорость лесовоза увеличится на 50%, можно закупать на треть меньше лесовозов, а оставшиеся деньги вложить в покупку экскаваторов, самосвалов, ремонт мостов и т.д. А это позволит стабильно вывозить лес в межсезонье – если, конечно, есть покупатель. Но у бумажных комбинатов нет уверенности в сырье, поэтому в России не строят новых заводов, и поэтому нет сбыта заготовленной древесины.

В 1903 г. в Швеции был принят новый Лесной кодекс, который предусматривал 100% лесовосстановление. За 30 лет 60% лесной площади крупных компаний были приведены в порядок, и таким образом увеличился прирост в 3–4 раза, уровень заготовки вырос в 2 раза. Сейчас получается, что стоимость заготовки в России выше, чем в Швеции, хотя оборудование то же самое.

Российским лесопромышленным компаниям надо не только развивать инфраструктуру, но и структуру самых лесов. Сейчас они в такой же ситуации, как в съемной квартире, в которой течет кран. Ты понимаешь, что надо починить, потому что либо зальешь соседа, и он начнет кричать, либо самому будет неприятно жить в воде. Но это не твоя квартира, и капитальный ремонт ты делать не будешь, так как после этого хозяйка может повысить квартплату или выселить. Аналогично в России и с восстановлением лесов: всегда есть вероятность, что у лесного участка, где завершается лесовосстановление и были построены дороги, найдется еще один владелец.

Для развития отрасли необходимо право частной собственности на лесные участки, такое же, как и на сельскохозяйственные земли. За последние 3–5 лет на юге России миллионы гектаров уже были приведены в производственный порядок, в основном благодаря наличию хозяина. В сельское хозяйство на самом деле идут инвестиции, строятся дороги, приобретается оборудование. Там у предпринимателей есть собственность и есть уверенность в долгосрочных перспективах своих инвестиций.

В сельском хозяйстве срок восстановления земель до западного уровня – 2–5 лет, у нас срок планирования больше. Но чтобы инвестиционные условия были равными, у нас должно быть больше гарантий. Ведь и такие организации, как WWF и Greenpeace, – они тоже хотят, чтобы лес рубили вдоль дорог и на плантациях, а не в девственных массивах междуречья Архангельской обл. В конце концов, ЛПК – часть нашей судьбы, и надо относиться к нему, как к своему личному делу.