Климатические проекты в лесной отрасли

Для лесного хозяйства этим сценарием предусматривается ряд мер. Среди них – повышение эффективности пожарной безопасности в лесах и реализация климатических проектов, обеспечивающих развитие лесной инфраструктуры и проведение мероприятий по уходу за лесными насаждениями для увеличения поглощающей способности лесов. Климатическая повестка в лесном секторе направлена на снижение эмиссий парниковых газов и повышение их поглощения древостоями.

Источником эмиссий парниковых газов в лесном секторе примерно на 50% являются рубки лесов и столько же – лесные пожары. То есть для снижения их эмиссии надо либо сокращать рубки, либо уменьшать количество пожаров. Для увеличения поглощения углерода лесами необходимо проводить мероприятия по интенсификации их воспроизводства, добровольному сохранению лесов высокой природоохранной ценности, введению отдельных элементов климатически ориентированного лесного хозяйства (climate smart forestry).

Ключевой принцип климатического регулирования – определение базового сценария лесопользования и внедрение лучших подходов к управлению лесами. Разница между базовым и улучшенным сценариями и является результатом реализации климатического проекта. Она рассчитывается по специальной модели и верифицируется согласно международным стандартам. Ведущим международным стандартом является VERRA, в настоящее время по этому стандарту сертифицируется до 75% проектов в мире. Вторым по популярности является Gold standard, однако его применение ограничивается сферой защитного лесоразведения, в основном на безлесных землях. Количественным результатом климатического проекта будет являться величина сокращения выбросов парниковых газов либо, наоборот, увеличения их поглощения лесами, выраженная в т СО2-эквивалента или углеродных единицах. Углеродные единицы могут быть зачтены для снижения прямых выбросов парниковых газов компанией – инвестором в климатический проект либо проданы на рынке.

Для достижения углеродной нейтральности необходимо, чтобы мероприятия выполнялись на постоянной основе. Они должны не просто приводить к усилению охраны и защиты лесов, улучшению пожарной безопасности, а к реальному снижению площади поражения лесов насекомыми и сокращению горимости лесных территорий по сравнению с текущей ситуацией. На сегодняшний день в России в результате климатических изменений горимость лесов ежегодно увеличивается, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке. Площади повреждения и усыхания лесов вследствие воздействия насекомых и климата также имеют тенденцию к росту. Переломить эту ситуацию крайне сложно. Сегодня крупные компании уже взяли курс на достижение декарбонизации. На конференции в Глазго российская компания En+ обнародовала примерный график декарбонизации. В компании полагают, что технологические решения не могут привести ее к снижению выбросов до нуля, это слишком дорого. А потому часть своих выбросов она планирует нейтрализовать через захоронение углекислого газа – различного рода технологии carbon capture and storage и лесоклиматические проекты.

По нашей оценке, к 2050 г. потребность крупного российского бизнеса в нейтрализации выбросов за счет природно-климатических решений составит 150–200 млн т эквивалента СО2. При условии принятия качественной нормативно-правовой базы объем углеродных единиц от лесоклиматических проектов может начать плавно нарастать уже с 2025 г.

Чтобы лесные климатические проекты учитывались для компенсации корпоративного углеродного следа и/или для привлечения углеродного финансирования и в заверяемой отчетности об устойчивом развитии, они должны соответствовать определенным критериям, установленным международными стандартами и правилами добровольных углеродных рынков. Во-первых, проектная деятельность должна приводить к снижению уровня выбросов парниковых газов и/или увеличению их поглощения по сравнению с базовым сценарием. Во-вторых, она должна быть добровольной и не являться следствием выполнения каких-либо внешних требований (например, законодательных). Кроме того, такой проект должен быть экономически не выгодным без привлечения климатического финансирования. Проектная документация и результаты деятельности подлежат независимой проверке, а полученные углеродные единицы – сертификации. В большинстве случаев этим занимаются независимые аккредитованные организации на коммерческой основе, так как государственные надзорные органы не могут считаться незаинтересованными сторонами. И, наконец, проекты не должны негативно влиять на показатели устойчивого развития. В частности, не уменьшать биоразнообразие и снижать экосистемные функции лесов. В связи с этим, требуется обеспечить полную прозрачность предлагаемой к реализации проектной деятельности для общественных организаций на всех ее этапах.

В последние месяцы идет активная дискуссия о номенклатуре лесоклиматических проектов, способах их реализации, стандартах и сертификации их результатов. С учетом длительного времени жизни климатических проектов в качестве таковых не могут рассматриваться относительно кратковременные проекты, например лесовосстановление. Искусственное лесовосстановление будет конкурировать с естественным зарастанием вырубок и гарей по сравнению с «базовой линией». Зачастую восстановление хвойными породами, абсолютно доминирующее на землях Гослесфонда, дает отрицательный климатический эффект по сравнению с самозарастанием быстрорастущими осиной и березой, поскольку скорость прироста и увеличения запаса у лиственных пород в 1,4–2 раза выше, чем у хвойных. Поглощение CO2 у осины составляет до 3,6 т СО2 в год/га, у березы – до 3,3 т СО2 в год/га, тогда как у сосны оно составляет только 2,4 т СО2 в год/га, а у ели и пихты еще меньше – до 2 т. При этом горимость у лиственных пород гораздо ниже, чем у хвойных монокультур. С учетом этого существующая практика лесовосстановления имеет близкий к нулевому и даже отрицательный баланс углерода по сравнению с «естественным» лесовосстановлением и не может рассматриваться как лесоклиматические проекты, так как ведет к снижению поглощающей способности по сравнению с естественным лесовосстановлением.

Проекты по борьбе с вредителями связаны с проведением санитарных рубок, что обычно только увеличивает эмиссию парниковых газов. Лесопожарные проекты могут иметь выраженный климатический эффект, если их результатом будет снижение горимости лесов по сравнению с «базовой линией». В этом случае ключевым фактором является быстрота тушения выявленного очага возгорания. Очевидно, что при отсутствии дорог ликвидация возгорания с помощью тяжелой техники или даже авиации будет медленной и дорогостоящей процедурой. Для снижения горимости также важно улучшить профилактические меры – опашку, противопожарные разрывы – и мониторинг пожаров. Однако развитие противопожарной инфраструктуры хоть и способствует снижению площади пожаров в арендованных лесах, но вряд ли может уменьшить их количество там, где нет экономически эффективного лесопользования, например в Якутии.

В настоящее время реализуется федеральный проект «Сохранение лесов», который часто называют климатическим. Однако на практике это не так – данный проект ориентирован только на лесовосстановление, замену одного вырубленного или сгоревшего дерева новым.

В целом проекты по лесовосстановлению, борьбе с вредителями и лесопожарные проекты могут иметь значимый климатический эффект, если они встраиваются в проекты по интенсификации, или интенсивному воспроизводству лесов. Соответствующий расчет сделан Центром ответственного природопользования Института географии РАН совместно с коллегами из Германии в 2021 г.

Климатические проекты в аренде лесопользователей могут принести максимальный эффект с точки зрения дополнительности. Кроме того, затраты на них будут ниже, чем вне зоны аренды. В России сейчас около 790 млн га покрытых лесом земель, из них около 230 млн га находятся в аренде, в том числе около 180 млн га – для заготовки древесины. Именно эта территория является наиболее перспективной с точки зрения достижения результатов климатических проектов наиболее экономичным способом. Арендаторы имеют полномочия для реализации климатических проектов. Они вправе перейти на лесопользование, согласно нормативам интенсивного воспроизводства лесов, а также принимать участие в тушении лесных пожаров. Арендатор также обязан выполнять профилактические работы по предотвращению лесных пожаров, согласно проекту освоения лесами, и по возможности улучшать их до достижения необходимого эффекта. Появление в лесном секторе компаний из металлургического и других видов крупного бизнеса, которым нужно продемонстрировать углеродную нейтральность к 2050–2060 гг. для обеспечения требований ESG при поиске финансирования, может стать драйвером экологизации лесного хозяйства и, в частности, привести к снижению горимости лесов страны.

Для развития лесоклиматических проектов в России необходимо предпринять ряд шагов. Во-первых, это решение нормативно-правовых проблем их реализации, включая возможность учета единиц выбросов при расчете углеродного следа. Кроме того, нужно ввести новый вид аренды в ст. 25 Лесного кодекса и снять противоречия с законодательством о землях сельскохозяйственного назначения путем включения лесоклиматических проектов в число разрешенных видов деятельности. Это позволит легализовать переход прав собственности на углеродные единицы и реализовать такие проекты на землях сельскохозяйственного назначения. Во-вторых, необходима разработка, апробация и утверждение методологий лесоклиматических проектов, оценка сроков подготовки и запуска методологий и стандартов, соответствующих международным требованиям. В-третьих, следует принять решения об установлении в России цены на углерод с учетом внутреннего спроса, а также приоритетов и задач социально-экономического развития РФ. Опасным заблуждением является утверждение о том, что цена на углерод соответствует цене квот в Emission Trading System ЕС, или около 50–60 евро за 1 т сокращений парниковых газов. Эта цена предлагается исключительно на внутреннем европейском регулируемом рынке торговли сокращениями выбросов парниковых газов, доступ на который компаниям вне Евросоюза закрыт. По такой цене углеродные единицы не имеют спроса. В привязке к международным торговым системам результаты российских лесоклиматических проектов, согласно исследованию КПМГ, могут быть эффективно реализованы при цене менее 10 евро за 1 т эквивалента СО2. В-четвертых, нужно создать надежную систему аккредитации верификаторов по проектам. И обеспечить возможность сертификации по международным стандартам, в том числе по уже принятой методологии международной сертификации VERRA (VCS и CCB). Также нужно принять решение о правовых механизмах и сроках получения прав собственности на сертифицированные лесные углеродные единицы по результатам лесоклиматических проектов. Одновременно важно предостеречь от, вероятно, планируемых действий в защиту узковедомственных интересов и подходов.

На сельхозземлях лесоклиматические проекты без легитимизации и правового обеспечения не могут быть эффективно реализованы. Если компании, расположенные в Сибирской и Дальневосточной частях страны, могут найти территории для реализации таких проектов на землях Гослесфонда, то компании, у которых основные производственные активы расположены на европейской территории страны («Металлоинвест», «Щекиноазот» и многие другие), – смогут реализовывать проекты преимущественно на землях сельсхозназначения. А для этого они должны иметь полноценную и непротиворечивую нормативно-правовую базу. Однако ее созданием в настоящее время, судя по всему, никто не занимается. Вместе с тем, согласно заключению Института глобального климата и экологии Росгидромета, такие проекты обладают более высоким потенциалом получения углеродных единиц сокращения выбросов.

Планируемые Минприродой формы реализации лесоклиматических проектов – увеличена площадь лесовосстановления, повышено качество и эффективность работ на лесных участках, не переданных в аренду, – на практике направлены лишь на изъятие у компаний средств. Так как речь идет о лесах, не переданных в аренду, то не планируется надежных правовых механизмов передачи компаниям-инвесторам прав собственности на углеродные единицы. Чтобы это предусмотреть, необходимо дополнить ст. 25 Лесного кодекса РФ понятием «аренда в целях реализации лесоклиматических проектов». Фактически Минприроды и Рослесхоз делают ставку на навязывание компаниям бюджето-замещающих проектов, в которых трудно или невозможно определить «базовую линию», и поэтому такие углеродные единицы практически не имеют шансов получить международную сертификацию.

Кроме того, согласно Лесному кодексу РФ, лесовосстановительными работами на арендуемых участках занимаются сами компании, на свободных от аренды – лесничества, которые получают финансирование из федерального бюджета. Например, в Красноярском крае силами арендаторов в 2021 г. восстановлено 47,4 тыс. га леса, что составляет 89% от общего объема лесовосстановления по краю. Лесничества восстановили 11%, в основном гари. Поэтому, если говорить о климатических проектах по устойчивому лесопользованию, которые потенциально дают наибольший объем углеродных единиц, то для инвесторов наиболее интересны площади, которые включают не только разовое лесовосстановление, но и дальнейший уход за лесом. В лесничествах вне аренды уход за лесом не производится, а проводится только восстановление погибших от пожаров лесов. Это не является климатическим проектом, и эффект от такой деятельности будет незначительным, несопоставимым с вложениями.

Ключевая ошибка предпринимаемого российскими правительственными структурами подхода состоит в том, что вместо использования потенциального внебюджетного финансирования лесоклиматических проектов в качестве инструмента реформирования устаревшей экстенсивной модели лесного хозяйства, в том числе – в направлении снижения горимости не арендованных в лесопромышленных целях лесов, планируется за счет средств частного бизнеса и зарубежных инвесторов софинансировать неэффективно спланированные государственные программы и проекты. Результатом этого станет фактический запрет на реализацию инновационных проектов, которые могут существенно увеличить запасание углерода в лесах как на землях сельхозназначения, так и на землях Гослесфонда, а также снизить горимость лесов. Отказ от попыток административного принуждения к реализации лесоклиматических проектов без оформления аренды на землях Гослесфонда, а также от правовых барьеров для запуска более эффективных проектов на сельхозземлях может обеспечить и существенное снижение цены российских углеродных единиц – с примерно 39–50 евро за 1 т СО2 (оценка стоимости углерода в инициативном проекте «РУСАЛа» в Иркутской обл.) до имеющих рыночное ценовое конкурентное преимущество в 5–15 евро за 1 т СО2. Углеродные единицы лесоклиматических проектов с лучшими дополнительными экологическими характеристиками потенциально обладают и более высоким спросом в условиях избыточного предложения таких единиц и жесткой ценовой конкуренцией лесных УЕ на международных рынках. Последнее уже подтверждено сделками по покупке лесных углеродных единиц компаний Sakhalin Energy, Shell, Gazprom MT за пределами России.

Для того чтобы создать открытую и ориентированную на корпоративный сектор и инвесторов нормативно-правовую базу реализации лесоклиматических проектов, необходимо отказаться от попыток «канализации» средств инвесторов и бизнеса на замещение средств бюджета в зачастую бессмысленных или малоэффективных традиционных расходах, не соответствующих или противоречащих климатической повестке и актуальным задачам повышения эффективности лесного и сельского хозяйства.