Интервью старшего вице-президента управления лесоперерабатывающего комплекса ВЭБа Павла Билибина

– Какова доля проектов ЛПК в общих инвестициях ВЭБа?

– Не очень большая. Сегодня инвестиционный портфель банка составляет 2,3 трлн руб., инвестиции в ЛПК на текущий момент превышают 100 млрд руб. Все проекты в ЛПК мы распределили на три группы. Дальневосточный кластер – инвестиции в него составляют 40 млрд руб., кластер в Сибири (предприятия в Красноярском крае) – также около 40 млрд руб., и плитные проекты – в них вложено чуть более 20 млрд руб. Всего ВЭБ реализует восемь производственных проектов, направленных на глубокую переработку древесины. На Дальнем Востоке у банка три проекта: «Азия-лес», RFP Group и СП «Аркаим». Еще в 2016 г. на Восточном экономическом форуме мы инициировали организацию кластера на Дальнем Востоке и сегодня активно занимаемся его формированием, определением участников. В него войдут не только наши проекты, будут и другие участники.

Следующая группа активов банка находится в Сибири. Один из проектов – создание Богучанского лесопромышленного комплекса. В 2007 г. в рамках реализации программы развития Нижнего Приангарья ВЭБ принял решение об учреждении АО «Краслесинвест» для строительства Богучанского ЛПК, который должен был включать целлюлозное производство. В 2012 г. концепция реализации проекта была пересмотрена, и банк отказался от идеи строительства ЦБК, оставив только лесопильное производство. Два года предприятие не могло запуститься, требовались дополнительные инвестиции и нетривиальные решения. Также в Сибири ВЭБ инвестирует в проект компании «Сиблеспроект», которая владеет двумя производственными площадками – в Верхнепашино и Сосновоборске. Третий проект – мебельная фабрика «Мекран» в Красноярске, исторически специализирующаяся на производстве корпусной мебели из массива древесины. Собственники предприятия решили организовать новый проект на новой площадке и при поддержке банка построили крупнейшую в Европе мебельную фабрику. Однако в силу ряда причин на данный момент «Мекран» находится в процедуре банкротства. ВЭБ, как основной кредитор, намерен запустить производство заново. Пока с помощью нашего предприятия «Краслесинвест» мы наладили первый этап переработки – производство строганой продукции. Дальше будем двигаться к освоению мебельного производства, поскольку оно более сложное. Изначально «Мекран» планировалась и проектировалась как фабрика по производству мебели из столярного мебельного щита. Однако оборудование позволяет выпускать и мебель из ДСП и MDF. Учитывая текущую ситуацию с девальвацией рубля, у фабрики очень серьезный экспортный потенциал. Сейчас мы ведем переговоры с потребителями из других стран с тем, чтобы изучить спрос и попробовать освоить экспортные рынки. Следующая часть проектов – два плитных производства компании «Современные технологии обработки древесины» (СТОД). Это заводы «Талион Терра» по выпуску бруса LVL и «Талион Арбор» годовой мощностью 500 тыс. м3 плит OSB. И завод MDF в Апшеронске, изготавливающий 300 тыс. м3 плит в год.

– С какими проблемами сталкивается банк при реализации проектов?

– Дело в том, что многие проекты уже начинаются неправильно. Сегодня некоторые компании неграмотно структурируют проект, не всегда продумывается сырьевая составляющая. Для успешной реализации проекта у компании обязательно должны быть собственные средства, потому что банк инвестирует не более 75% стоимости проекта. Важно правильно рассчитать рынки сбыта, иметь лесосырьевые ресурсы и технологии. Обязательно должны быть квалифицированные управленцы, команда с правильным образованием, с опытом реализации таких проектов, с отраслевыми компетенциями. К сожалению, не все проекты, которые банк до сегодняшнего времени реализовывал или финансировал, имели все необходимые составляющие.

– Какие еще условия нужно соблюсти, чтобы получить финансирование ВЭБа?

– Проект должен быть значимым для ЛПК России, соответствовать Стратегии развития ЛПК. Внешэкономбанк участвует в инвестиционных проектах, если они соответствуют требованиям, установленным Меморандумом о финансовой политике банка. ВЭБ отдает предпочтение инвестиционным проектам, при реализации которых он не конкурирует с коммерческими банками. Важно отметить, что ВЭБ реализует проекты на возвратной основе.

– Имеются ли в собственности банка какие-либо лесопромышленные активы?

– Сегодня в собственности у банка только один лесной актив – «Краслесинвест». Банк является залоговым кредитором, и по завершении процедуры у ВЭБа намерение не распродать имущество, а сохранить производство, запустить. То есть банк станет собственником, завод будет запущен, а люди – трудоустроены. Затем мы будем искать надежные, умелые руки, в которые передадим этот актив для дальнейшей его реализации. Сегодня вкладываться в лесные проекты банку выгодно. Именно это мы и показали за два года работы. Активно управляя проектами и взаимодействуя с инициаторами проектов, за два года мы запустили семь производств. И деньги возвращаются.

– Какова стратегия выхода банка из проектов?

– Основная функция банка как корпорации развития – запустить и реализовать проект. А затем – вернуть инвестиции и выйти из проекта. Выход из проектов эффективен только при работающих производствах.

– Какой сегмент в ЛПК, на взгляд Внешэкономбанка, наиболее инвестиционно привлекательный?

– Интересны целлюлозные проекты. Они наиболее маржинальные и с точки зрения масштабов позволяют выходить на совершенно другой уровень и по потреблению сырья, и по реализации продукции. Целлюлоза – продукт достаточно высокого передела, так как это химическая переработка древесины. Сегодня существует колоссальная потребность в дополнительных мощностях по производству целлюлозы. В России за 50 лет такие предприятия не строились, а рынки целлюлозы по-прежнему растут.

Необходимость строительства новых целлюлозных комбинатов отмечается и в проекте Стратегии развития ЛПК до 2030 г. Там же определены ключевые регионы, где такие мощности могут быть расположены, – это Дальний Восток, Сибирь и Красноярский край, где на сегодняшний день нет утилизации низкосортной древесины. Если в Иркутской области рядом находятся два комбината – Братский и Усть-Илимский, – то в Красноярском крае нет ни одного ЦБК. Притом, что этот регион – второй по объему хвойной расчетной лесосеки. Объем заготовки в области довольно высокий, но низкосортная древесина не утилизируется и просто бросается в лесу. Я думаю, что Красноярский край вполне сможет потянуть и два «целлюлозника». У региона есть хорошие логистические возможности – реки Ангара и Енисей, которые также могут служить поставщиками воды для ЦБК.

На запуск «Краслесинвеста» банк потратил очень много ресурсов до момента, когда отказался от идеи построить ЦБК. К тому моменту под ЦБК была отведена сырьевая база, построена дорожная инфраструктура, выделена и частично благоустроена площадка, проведены проектные работы. Как теперь их окупать, если нет ЦБК? Запустить более масштабный проект, который позволит за счет своей большей эффективности вернуть государству вложенные средства. У нас нет идеи фикс построить ЦБК. У нас есть задача развить отрасль и вернуть инвестиции. Так что новый проект должен повысить эффективность уже существующего, находящегося в проблемной зоне. Также повысить эффективность проектов можно путем их слияния, объединения.

– На какой стадии реализации находится проект строительства ЦБК в Красноярском крае?

– Мы сейчас находимся на стадии предпроектных работ, которые должны завершиться летом 2018 г. В рамках предпроекта мы определим мощности предприятия, продуктовую линейку, технологии и, соответственно, уточним капитальные затраты. После проведения предварительного технико-экономического обоснования стоимость проекта оценивается в $1,4–1,5 млрд. Думаю, что не выше. Основным рынком сбыта продукции целлюлозного комбината будут страны АТР. Проводя предпроектные работы, мы рассматриваем производство не только целлюлозы, но и следующий передел – переработку растворимой целлюлозы в вискозную нить и штапельное волокно. Поскольку сейчас в России не производится ни растворимая целлюлоза, ни продукты из нее, это будет очень значимо для экономики с точки зрения импортозамещения. Мы хотим возродить производство специальных волокон на территории России.

– Какие новые проекты банк планирует реализовывать?

– Недавно мы подписали с Новгородской обл. меморандум о взаимодействии, одно из направлений – возможность создания в регионе мощностей по переработке низкосортной древесины. В регионе, несмотря на то что там работают крупные деревоперерабатывающие компании, существует зона неосвоенных мягколиственных лесов, которые фактически сейчас не утилизируются. Мы готовы совместно с областью финансово поддержать создание плитного производства.

– Внешэкономбанк является ответственным за процесс прекращения деятельности Байкальского ЦБК. Что планируется создать на месте комбината?

– Эту площадку можно превратить в показательный экологический проект. К сожалению, к нам так никто и не обратился с предложением по организации или реорганизации этой площадки. Промышленное предприятие на берегу одного из чистейших озер создает для него риски. Тем более что там есть угроза селевых потоков. Правительство приняло единственно правильное решение – не иметь на берегах озера Байкал серьезных промышленных объектов, имеющих даже потенциальную возможность загрязнения. Байкал – это достояние не только России, а всего человечества. Будем надеяться, что это озеро будет сохранено.

– Как вы оцениваете обеспеченность перерабатывающих мощностей в России древесным сырьем?

– Было бы неправильно говорить о том, что в России существует дефицит древесного сырья. Это как дефицит грибов в лесу: в одном месте они есть, а в другом – нет. Кроме того, существует такой фактор, как сезонность. Из-за повышения средней температуры окружающей среды сдвигается время заготовки леса, что создает проблемы для предприятий. Можно говорить о дефиците доступного сырья в некоторых регионах. Например, в Архангельской обл. наблюдается конкуренция между существующими целлюлозными комбинатами. Они работают давно и уже выбрали вокруг себя доступный лес. Есть области, где предприятия испытывают нехватку определенных видов сырья, например, в Кировской обл. – фанкряжа, в Новгородской обл. – хвойного пиловочника. В Сибири пока дефицита древесного сырья не наблюдается, напротив, там избыток низкосортной древесины. А в Республике Коми много деревьев мягколиственных пород, которые никто не берет. Кстати, Коми – одна из точек возможной локации небольшого производства целлюлозы из лиственных пород.

– Вы поддерживаете введение на Дальнем Востоке квоты на экспорт необработанной древесины?

– Это приведет к упорядочению экспорта необработанной древесины с Дальнего Востока и стимулирует создание перерабатывающих мощностей внутри страны.

– Как вы оцениваете проект Стратегии развития ЛПК до 2030 г., инициированной Минпромторгом России?

– В целом Стратегия отвечает существующим целям и задачам лесной отрасли. Я сторонник того, чтобы эту Стратегию принять. Сделать ее идеальной очень тяжело, ведь все участники отрасли довольно разноплановые, интересы многих пересекаются и абсолютно противоположны друг другу. Например, при девальвации рубля внутренний рынок всегда чувствует себя хуже, а экспорт всегда более выгоден. А роль и задача координатора как раз и состоит в том, чтобы учесть все интересы, спрогнозировать и систематизировать их таким образом, чтобы общий эффект для страны был максимальным.

Стратегия нужна не для того, чтобы бизнес больше заработал на лесе. Она нужна для того, чтобы страна получила больший эффект от лесного ресурса, чтобы он более грамотно использовался, чтобы происходило замещение импортной продукции, чтобы больше денег оставалось в России в виде зарплат, налогов. Еще предстоит выработать «дорожную карту» по реализации Стратегии, где будет четко расписано, что делать каждому ведомству. В том числе она будет отражаться в краткосрочном и среднесрочном бюджетном планировании.

– Как скажется на рентабельности проектов в ЛПК увеличение на 44% ставок арендной платы за леса?

– Не думаю, что это фатально скажется на проектах в сфере ЛПК, так как базовая ставка за лесные ресурсы невысока. Кроме того, у нас существует несколько форм лесопользования. В основном компании работают по договору долгосрочной аренды, в рамках аренды ставка – не самое главное, поскольку приоритетные инвестиционные проекты, согласно постановлению 419, имеют льготу на лесные ресурсы в течение периода окупаемости. А потому основная финансовая нагрузка – это затраты на охрану, защиту и воспроизводство лесов, а также на развитие и создание инфраструктуры. Нагрузка по этим направлениям очень существенна, и хотелось бы ее если не снизить, то, по крайней мере, привлечь государство к реализации основных мероприятий, например, по строительству дорог. Это вечная тема.

– Кто должен строить дороги – бизнес или государство?

– Здесь нет какой-то панацеи, нет универсального рецепта. Конечно, бизнес был бы рад, чтобы все дороги, и лесные, и лесовозные, и круглогодичного пользования, были объявлены федеральными и, соответственно, средства на их строительство и поддержание выделялись бы из госбюджета. В этом случае государство должно переложить часть затрат на бизнес, который будет этими дорогами пользоваться.

Должен быть разработан механизм, при котором государство будет финансово участвовать, но не напрямую, а опосредованно, например, путем снижения другой финансовой нагрузки на арендаторов. Это может быть предоставление каких-то налоговых льгот. Кроме того, необходимо учитывать, как используется арендатором заготовленная древесина. Если арендатор, который строит дороги, в дальнейшем древесину перерабатывает и производит продукцию высокой добавленной стоимости, то ему в большей степени можно было бы компенсировать строительство инфраструктуры. А вот если компания просто экспортирует круглый лес, то такой бизнес я бы не стал стимулировать.

– Как вы оцениваете инвестиционную привлекательность лесной отрасли?

– Развитие лесной отрасли идет, запускается много проектов в различных сферах. Однако из-за девальвации рубля ряд существующих предприятий сократили мощности. Сегодня не очень хорошо себя чувствуют мебельщики, потому что упали объемы внутреннего потребления. Гораздо лучше ситуация у компаний, экспортирующих свою продукцию. А лесной бизнес в России в основном экспортно ориентированный, внутреннее потребление невысокое. Многие проекты сейчас испытывают некий ренессанс, до кризиса они чувствовали себя не очень хорошо из-за высоких темпов инфляции и отсутствия существенного роста цен на продукцию.

Наиболее привлекательной для инвестиций остается глубокая переработка древесины, так как у таких производств более высокая доходность. Но если говорить глобально, то я бы в первую очередь инвестировал сейчас в лесосечный фонд, в ресурсы. Потому что без ресурса нет лесного бизнеса. Лесосырьевой ресурс нельзя приобрести в больших объемах без инвестиционных проектов. Поэтому необходимы правильные инвестиционные проекты – взвешенные, сбалансированные, направленные на высокомаржинальные рынки – в тех регионах, где нет высокой конкуренции за древесное сырье.

Что касается непосредственно отраслей, то наиболее привлекательной остается по-прежнему ЦБП. Хотя это самый ресурсоемкий сегмент лесной отрасли. Это большие и долгие инвестиции, а потому компании неохотно сюда идут. Но я уверен, что целлюлоза будет востребована еще долго. Растет рынок бумажной упаковки. Сейчас идет курс на экологизацию упаковки, уменьшение доли пластиков. Ткани, сангигиенические изделия – это тоже растущие сегменты, которые еще многие годы будут иметь восходящие тренды по объемам и по ценам. Вообще, вся продукция ЛПК еще долгое время будет востребована. Это экологично, красиво и приятно. Я не думаю, что когда-то древесина будет чем-то замещена. Тем более что это возобновляемый ресурс. Сейчас есть породы деревьев, которые достигают зрелости в 40–50 лет. Это позволит воспроизвести вырубленные леса для дальнейшего использования.

Биография:

Павел Билибин родился 7 ноября 1973 г. С отличием окончил Брянский технологический институт по специальности технология деревообработки «инженер-технолог». Занимал руководящие должности в лесоперерабатывающей отрасли в ЛПК «Тындалес», «Русской Лесной Группе», Russian Forest Consulting и Лесосибирском ЛДК №1. С 2016 г. возглавляет Управление лесоперерабатывающего комплекса Внешэкономбанка. Вице-президент Союза лесопромышленников и лесоэкспортеров России.