Интервью главы Экспертного совета Госдумы по ЛПК Алексея Канаева

– Экспертный совет представляет собой консультативный орган?

– Да. Депутатский корпус нового созыва в своей работе в значительной мере опирается на экспертов в той или иной области. При комитетах депутаты создают экспертные советы, где обсуждаются актуальные вопросы и проблемы различных отраслей. В них входят люди с опытом, с идеями, с желанием подсказать то или иное решение. Важно, чтобы человек разбирался в отрасли, имел свою точку зрения – реалистичную, обоснованную – и готов был ее отстаивать. Как правило, это лидеры отрасли, которых знают и уважают. Мне повезло, что состав Экспертного совета по ЛПК уже сложился, так что я имею возможность общаться с производственниками. Причем в совете представлен крупный, средний и даже малый бизнес.

– Какие из основных поставленных задач совета выполнены, а какие еще находятся на стадии реализации?

– Первая задача – создать площадку, на которой профессионалы отрасли могут высказывать свою точку зрения, – уже выполнена. Сформировался интересный состав профессионалов, налажено взаимодействие с органами власти – Минпромторгом, Минприроды, в частности с Рослесхозом. Диалог выстроен, и потенциал Экспертного совета действительно велик. Подчеркну, совет призван не просто обозначить проблемы, а предложить пути их решения и затем добиваться их реализации.

– Как вы оцениваете проект Стратегии развития ЛПК до 2030 г.?

– Это знаковый, серьезный документ. Да, еще есть некоторые шероховатости, и об этом говорилось и на Экспертном совете, и в Минпромторге. Но в целом документ сбалансированный и выверенный. Стратегия не может однозначно всеми быть воспринята на ура. Но в ней абсолютно верно поставлены основные задачи, дана объективная оценка текущему положению дел в ЛПК с существующими сегодня рисками, угрозами, возможностями, ограничениями. В ней сделан акцент на то, как снять различные барьеры, для того чтобы дать мощный импульс развитию отрасли. Более того, Стратегия достаточно амбициозна. Но именно амбициозные цели заставляют думать о том, как их достичь, и предлагать нестандартные решения.

– Учитывает ли документ интересы всех участников рынка?

– Мне сложно говорить за всех. У многих, начиная от производителей оборудования и заканчивая изготовителями продукции высоких переделов, есть понимание, что намерено делать государство. Да, у нас есть инфраструктурные ограничения, например, в части доступности лесов для лесозаготовителей. Мы понимаем, что не хватает высоких переделов, что необходимо строить новые производства, в том числе реализовывать проекты с долгими сроками окупаемости и большими инвестициями. Мы понимаем, как будет развиваться рынок строительных материалов и что необходимо, например, выходить на совершенно иные объемы производства деревянных домов. То есть выстраивать структуры лесопереработки, которые доводят до потребителя конкурентоспособный конечный продукт с высокой добавленной стоимостью. И в этом плане Стратегия позволяет бизнесу понять, что будет происходить на рынке, какие существуют тенденции, какова роль государства. И, ориентируясь в этом, у бизнеса будет возможность принимать сбалансированные, адекватные решения. Государство же может понять, где возможно падение спроса, где есть риски замещения одной продукции другой. Главное – понимание того, куда движется рынок, отрасль, – на мой взгляд, в документе достичь удалось.

– Есть в Стратегии пункты, с которыми вы не согласны?

– Я бы не хотел на этом акцентировать внимание. Все это обсуждается в рабочем порядке. Есть мнение о том, что исходные данные, представленные в Стратегии, не совсем точны. Можно спорить о доступности объемов лесного фонда, о том, с какой динамикой один вид производимой продукции будет замещаться на другие виды продукции. Это детали, которые в Стратегии не могут, да и не должны быть отрегулированы или полностью прописаны с высочайшей степенью точности. Стратегия – это документ, который обозначает достаточно широкий коридор для движения отрасли. А шероховатости будут выявляться и устраняться в процессе ее реализации. При этом необходимо обеспечивать обратную связь для того, чтобы при необходимости вносить в нее изменения. Но даже плохая Стратегия – лучше, чем ее полное отсутствие. А документ, повторюсь, на мой взгляд, получился рабочим. Что касается сроков выполнения поставленных задач, то думаю, что Стратегия будет полностью реализована к 2030 г. В каких-то секторах идеи могут реализоваться раньше, а где-то может быть задержка. Это сложно предсказать, так как Стратегия – это прежде всего комплексное видение предстоящих трансформаций, а не детально прописанная «дорожная карта» с ответственными и четкими сроками.

– Лесопромышленники говорят о дефиците древесного сырья. Как сейчас решается проблема доступности ресурсной базы?

– На мой взгляд, законодательно более или менее удалось выстроить честную и прозрачную систему предоставления лесного фонда лесопромышленникам. Это и аукционы, и аренда лесов под инвестпроекты. Но лазейки для ловкачей все-таки остались. Удалось достичь порядка при выделении ресурсной базы под приоритетные инвестиционные проекты. В результате случаев, когда компания получает ресурсную базу и не строит производство или затягивает строительство, становится меньше. Еще несколько лет назад были случаи, когда под видом проектов компании просто-напросто пытались получить лес для последующей его перепродажи. Что касается аукционов, то здесь мы видим несовершенство законодательных норм, связанных с участием организаций, не обладающих возможностями для лесозаготовки и переработки древесины. Они ставят перед собой цель получить средства от других участников рынка для того, чтобы сняться с торгов, что фактически мошенническая схема. Либо пытаются победить на аукционе, используя доступ к финансам или их наличие с тем, чтобы потом перепродавать лес, сдавать его в аренду. Такие фирмы нужно закрывать.

На слушаниях в Госдуме, где обсуждалось действие Лесного кодекса, я озвучил предложение рассмотреть возможность и перспективу запрета субаренды лесов. Тут должен реализовываться принцип: пошел в лес – работай, не можешь работать – уходи, отдай этот ресурс, чтобы могли зайти те компании, которые действительно могут и хотят работать. Это важно, так как перекупщики не создают добавленную стоимость продукта, а лишь «нагревают руки» на той рентабельности, которая есть у лесопромышленников, реально работающих в лесу. Особенно это касается компаний малого и среднего бизнеса. Есть еще схемы, связанные с «черными» лесорубами. Все это не только вопрос отношений с государственной собственностью, но и недобросовестной конкуренции. Когда лес получают хищнически, бесплатно, не платятся налоги, а деятельность осуществляется нелегально, без соблюдения элементарных требований, то, конечно же, это недобросовестная конкуренция, которая мешает работать тому бизнесу, который ведет дела честно.

– Какие еще меры предпринимает государство для расширения ресурсной базы?

– Одно из предложений, которое родилось в рамках Экспертного совета и которое мы будем активно продвигать, – государственная поддержка строительства лесных дорог и лесной инфраструктуры. В среднем по России на 1000 га леса приходится 1,5 км дорог, на северо-западе чуть больше – 2,2 км. Для сравнения: в Финляндии на 1000 га леса приходится 30–40 км дорог. При этом строительство лесных дорог полностью лежит на лесопользователях. Необходимо предоставлять им меры поддержки, и здесь возможны разные варианты. Прежде всего надо создать инструменты и механизмы, чтобы у лесопользователей появилась заинтересованность эти дороги строить. Сейчас ее нет, так как сроки аренды лесных участков маленькие. Кроме того, минимально ранжируется доступность леса. Сейчас на Экспертном совете идет дискуссия о том, какие меры могут быть предприняты.

Например, уменьшение арендных платежей на объемы вложений в инфраструктуру лесного участка пропорционально периода использования. Еще один вариант поддержки – софинансирование дорожного строительства. Можно и нужно предоставлять преференции тем, кто строит дороги, так как это поднимет доступность ресурсной базы. В конечном итоге повысится эффективность всего ЛПК. В России сосредоточено 25% всех мировых запасов леса. Другое дело, что мы не можем до них добраться. Поэтому инвестиции в создание инфраструктуры надо рассматривать как долгосрочные капитальные вложения в лесной участок.

Предлагается даже безвозмездно предоставлять труднодоступные лесные участки, но с условием, что там будет простроена базовая инфраструктура. Ведь лес имеет определенный срок жизни, и если дерево вовремя не срубить, то оно просто сгниет.

– Какие ведутся работы по восстановлению системы лесоустройства?

– Десять лет назад Лесной кодекс фактически заменил механизм лесоустройства инвентаризационными механизмами. На мой взгляд, необходимо вернуть классическую схему лесоустройства, так как она дает объективно более полную картину состояния лесов. Тем более, если мы сохраним нормальный межревизионный период в десять лет. Понимание того, какими лесами мы располагаем, позволит повысить эффективность принятия решения как бизнесу, так и государству. С этим согласен и Рослесхоз. Сегодня речь идет о том, чтобы синхронизировать две системы и предоставить как можно более полную информацию лесопользователям. И чтобы у государства была исчерпывающая информация о состоянии лесного фонда.

Что касается лесовосстановления, то здесь у нас цифры нерадостные. По имеющимся данным, в последние годы коэффициент восстановления лесов составлял 0,7. То есть на каждые вырубленные 100 га леса восстановлено 70 га. Хотя глава Рослесхоза Иван Валентик озвучил информацию, что мы приблизились к коэффициенту 1, то есть на 100 га вырубленного леса восстанавливается 100 га. Но даже в этом случае ситуация не самая радостная, так как остается проблема качества воспроизводства лесов. Лишь 20% лесовосстановления происходит без потери качества лесного фонда. Потому что хромает система контроля, нет обратной связи и, самое главное, у лесопользователей нет заинтересованности. Небольшие компании стараются идти по пути снижения издержек. Им неважно, какие деревья сажать, главное, чтобы отчитаться. Необходимо перевести эту работу на совершенно иные рельсы, и для этого есть потенциал. Нужно высаживать саженцы с закрытой корневой системой, с улучшенными генетическими свойствами, из элитного семенного фонда с более короткими сроками созревания.

– Как предлагается решать эти проблемы?

– Дело в том, что мелкий, да и средний бизнес не обладает необходимыми компетенциями, чтобы качественно заниматься лесовосстановлением. Поэтому необходимо перейти к практике, когда им будут заниматься специализированные организации. Либо, если есть крупный инвестор, реализующий проект с циклом жизни под сотню лет (например, ЦБК), нужно проектировать его деятельность и выделять лесные участки не на 49 лет, а на гораздо больший срок. Их нужно предоставлять с последующим восстановлением с учетом того, что либо будет гарантирована пролонгация аренды этого участка, в случае если лес восстановлен с должными характеристиками; либо изначально увеличивать срок аренды на больший срок, то есть на период созревания леса – 80–100 лет. Тогда лесовосстановление будет вестись по принципу «посадил – собрал». Тогда можно будет заняться генетикой лесного фонда, качественно изменить подходы к лесовосстановлению. Мы сможем внедрить плантационную технологию лесовосстановления, которая позволит снимать древесину за более короткий срок, как это делают, например, в Финляндии, Южной Африке.

– Какие средства выделяются из госбюджета на лесоустройство?

– Впервые за долгие годы при принятии бюджета были заложены достаточно большие цифры именно на лесоустройство. На 2018 и на 2019 гг. на эти цели выделено по 2 млрд руб., а на 2020 г. – почти 3 млрд руб. Это рекордные цифры.

– Как вы оцениваете инвестиционную привлекательность ЛПК?

– Судя по тому, что лесного фонда на сегодняшний день не хватает и число желающих зайти на этот рынок и получить лес превышает доступный ресурс, с учетом инфраструктурных ограничений, видимо, привлекательность отрасли достаточно высокая. С точки зрения окупаемости вложений рынок тоже выглядит довольно привлекательным по сравнению со многими другими направлениями. Мы видим инвестиционную активность, появляются новые проекты. Там, где удается применять современные технологии, достигать низких издержек при высоком качестве продукции высокого передела, бизнес чувствует себя комфортно.

– Что может ее увеличить?

– Прежде всего четкие, понятные, предсказуемые правила игры, которые соблюдаются всеми участниками процесса, в данном случае – бизнесом и государством. Опять же, с четких, ясных, понятных ограничений, в том числе и экологических. Это, наверное, ключевой фактор успеха. Нельзя допускать существенного изменения правил без диалога. Экспертный совет как раз призван решать эту задачу: выстраивать диалог, формируя правила игры, корректируя их, исходя из новых вызовов и задач.

– Какие сегменты ЛПК, на ваш взгляд, наиболее инвестиционно привлекательны?

– Это производство продукции высокой добавленной стоимости. Чем глубже мы зайдем в переработку, тем лучше. Может «выстрелить» деревянное домостроение. В России доля древесины в строительстве в разы ниже, чем в европейских странах со схожим климатом. Должны появиться проекты по производству целлюлозы и бумаги, внутренний спрос на которые не удовлетворяется российскими мощностями. Такие проекты, кстати сказать, предусмотрены в Стратегии развития ЛПК.

– Вы согласны с тем, что приток инвестиций в ЛПК сдерживается несовершенством законодательства?

– Что касается регулирования, то здесь уже сложились понятные правила. Есть проблемы правоприменения, лазейки, которыми пользуются недобросовестные игроки. Правила, установленные Лесным кодексом, не идеальны, их необходимо совершенствовать, но революция здесь не нужна, должен быть эволюционный подход. Лесной кодекс – это базовый для отрасли документ. Турбулентность, когда непонятны правила игры, неизвестно, что появится взамен старому кодексу, не нужна. Но при этом необходимо улучшать его. Лесной кодекс десятилетней давности и Лесной кодекс 2017 г. – это два разных документа. Именно пошаговыми, капитальными изменениями удалось его совершенствовать и адаптировать под новые задачи.

– Как вы оцениваете работу системы ЕГАИС по учету сделок с древесиной и пиломатериалами?

– Эта система защищает прежде всего добросовестных игроков от «черных» лесорубов и недобросовестной конкуренции. Другое дело, что система нуждается в совершенствовании, чтобы не было сбоев в ее работе, чтобы не «зависали» грузовики, которые везут лес и в силу каких-то причин останавливаются контролерами на трассе. Но это уже вопрос совершенствования технологий. Я бы не стал отметать ЕГАИС как таковую. Но она должна быть удобной, с минимальными затратами и абсолютно понятным рабочим инструментом, с возможностью оперативной корректировки, устранения «багов», которые возникают в любой информационной системе.

– В 2018 г. правительство планирует ввести таможенные пошлины на продукты инвестиционного машиностроения. Как эта отразится на российском ЛПК?

– Конечно, это решение подразумевает дополнительные издержки для бизнеса, хотя не думаю, что они будут катастрофическими. Стратегически мы должны думать о том, чтобы у нас появилось сильное машиностроение, нужно обезопасить себя от импортозависимости, чтобы в перспективе удешевить свое производство, стать конкурентноспособнее. Тактически, надо посмотреть, как принятые процентные ставки повлияют на рынок, в том числе на лесную отрасль, как это скажется на цене техники и используемых технологий. Нужно мониторить ситуацию и соотносить с темпами развития и с тем движением, которое должно демонстрировать машиностроение.

Введение таможенных пошлин – это не способ решить проблемы с бюджетом, не те деньги на кону. А вот защитить нашего производителя, конечно же, надо. По логике пошлины должны быть нулевыми там, где у нас нет компетенций и точек роста. И должны быть защитные пошлины, как это делает любое государство, заинтересованное в развитии своего производства, там, где эти точки роста есть. Другое дело, что такая политика должна вести к результату и должны быть четкие целевые установки у машиностроителей. Как, например, в сельском хозяйстве, где мы видим рост использования новых технологий, снижение издержек и повышение конкурентоспособности. Все это результат защитных мер.

– Не навредит ли малому бизнесу дополнительная налоговая нагрузка?

– Не думаю, что на малом бизнесе это серьезно скажется. Скорее могут пострадать небольшие лесопилки с инвестициями 300–500 млн руб., и то не все, так как многие ориентируются на российское оборудование. Из-за экономического кризиса 2014–2015 гг. малые предприятия старались покупать оборудование у российских производителей. Конечно, мы будем внимательно смотреть за правоприменительной практикой. Например, возможным возвратом налога на движимое имущество. Было решено посмотреть, какие регионы пролонгировали данные льготы, а какие их не предоставили. Нужно понять, какие дополнительные издержки появились у предприятий лесопромышленного комплекса в случае, если эти льготы не были предоставлены. И как это влияет на процесс обновления основных фондов. При необходимости будем вносить корректировку. Но для этого должны быть аргументы. На сегодняшний день с проблемой пошлин никто из членов Экспертного совета пока не обращался и не предлагал вынести этот вопрос на повестку дня. Это о чем-то говорит.

–Каких специалистов не хватает отрасли?

– В основном это те специальности, которые выпали из системы подготовки, так как в последние годы перестали быть привлекательными. Традиционно не хватает тех, кто работает в лесу, а также наладчиков оборудования. Хотя сегодня интерес к современным рабочим специальностям растет. Там, где есть новые технологии, конкурентоспособная заработная плата, кадровые проблемы решаются. А технические специальности становятся все более привлекательными. В вузах наблюдается приток абитуриентов. Если десять лет назад большая часть поступала в гуманитарные вузы, то на сегодня конкуренция в технических вузах растет. Этому способствует комплекс мер, которые государство реализует для повышения привлекательности инженерных и рабочих специальностей. Яркий пример – чемпионат WorldSkills.

– Что нужно сделать, чтобы повысить престиж профессии лесной отрасли?

– Если ребята будут видеть, как студенты из конкретного учебного заведения приходят на высокооплачиваемое место, то для них это будет стимулом. В ЛПК заработная плата, если она выплачивается легально и вбелую, достаточно привлекательна, в особенности для лесных регионов. Например, в Вологодской обл. водители лесовозов, операторы харвестеров и другой высокопроизводительной техники получают в высокий сезон 70–100 тыс. руб. в месяц, что, в общем-то, существенные деньги. Студентам, приезжающим из сельской местности, предоставляется поддержка. Компаниям, развивающим дуальное обучение, также предоставляется помощь. Если сейчас финансирование обучения у компаний идет из прибыли, то с 1 января 2018 г. эти затраты можно относить на текущие издержки, что расширяет возможности бизнеса готовить специалистов. Проблема кадрового дефицита сегодня есть, и решать ее должны все заинтересованные стороны.

– Каковы планы Экспертного совета на 2018 г.? Какие цели и задачи стоят перед вами, как их планируете достигнуть?

– Главная наша цель – создать совещательный орган, где бы рождались проекты рабочих решений, направленных на преодоление тех или иных проблем. Что касается более локальных планов, у нас новые идеи по совершенствованию Лесного кодекса, повышение привлекательности лесных вузов и целый ряд других направлений, Стратегия развития ЛПК. Пора переходить от обсуждения Стратегии к ее реализации с составлением «дорожной карты» со сроками достижения и с получением обратной связи, чтобы корректировать ее с учетом тех вызовов и изменений, которые происходят не только в лесной отрасли, а в принципе в экономике. Мы стоим на пороге Industry 4.0, нравится нам это или нет, и цифровые технологии будут влиять в том числе на лесную отрасль.

Биография:

Алексей Канаев – депутат Государственной Думы ФС РФ, член комитета по экономической политике, промышленности, инновационному развитию и предпринимательству. Родился 30 сентября 1971 г. Обучался в Высшей школе экономики, Российской академии государственной службы при Президенте РФ, Международном институте менеджмента ЛИНК. Имеет степени МВА и МРА. С 2002 г. трижды избирался депутатом Законодательного Собрания региона по одномандатному округу. С 2011 по 2016 г. – заместитель председателя Законодательного Собрания Вологодской обл. В 2016 г. избран депутатом Государственной Думы VII созыва от Вологодской обл. Член фракции «Единая Россия». В Госдуме возглавил Экспертный совет по вопросам лесного комплекса и деревообрабатывающей промышленности.